Марте бог дал кривые ноги, ум, упрямство, нечувствительность к боли, безмятежность и везение. Весь это набор качеств делал ее настоящей сукой. Она прожила 14 прекрасных лет, окруженная заботой, почитанием и вседозволенностью, а потом в ее жизни появился я и она впервые в жизни услышала решительное “нельзя”. Никакого впечатления на нее это “нельзя” не произвело. Она продолжила делать ровно то что хотела. И не делать того чего не хотела. То что периодически где-то на окраине ее сознания возникал я, с криком “нельзя!” она воспринимала с уважением, но менять ничего не собиралась.

Так прошло еще два счастливых года жизни Марты, периодически омрачаемые всплесками моей педагогической активности. Омрачали они в основном меня, амстафу Марте было безмятежно параллельно. А потом Марта умерла. Умерла как и жила. Предварительно хорошо поев, в своей постели, во сне, без мучений и слезливых прощаний. Обнаружил умиротворенную Марту я. Подозреваю, что выбирая время для отхода в мир бесконечных косточек она это тоже просчитала. Возникло две проблемы: похороны и объяснения с семьей. Семья была в курсе наших сложных взаимоотношений с Мартой и ответ на вопрос “кому выгодно?” сразу выставлял меня в невыгодном свете. Я глянул в зеркало и увидел там лицо, при одном взгляде на которое было понятно, кто привел к смерти собаки. Алиби у меня не было. Я вздохнул.

Семья потом, теперь похороны. Муниципальный сервис отпадал. Был уже вечер, а провести ночь с мертвой Мартой в квартире или наоборот оставить покойницу на ночь в машине не вариант. Назовите это предрассудками, но не хочу. И вообще у евреев положено хоронить в тот же день, а Марта была воплощением еврейства.

Справедливо рассудив, что совочка, которым тесть пересаживает цветы будет недостаточно для американского стаффордширского терьера я заехал в магазин за лопатой. Втроем, с Мартой и лопатой мы поехали искать место упокоения. Современный город предлагает удивительно мало действительно укромных уголков в которых можно было бы зарыть труп. Я вспомнил про рощу авокадо недалеко от дома. Я ее постоянно проезжаю по дороге на работу. Хорошее, укромное место.

К роще я подъехал уже в темноте. И обнаружил, что ворота добротно заперты, а забор довольно высок. Перебросив лопату через забор, я задумался о теле. Бросаться мертвой Мартой было как-то неуважительно. Кроме того зная ее мерзкий характер я не исключал, что от удара она может и ожить. А это уже лишнее, после всех усилий. Марта оказалась страшно тяжелой. Пристроив ее сверху на забор, я отошел на пару метров, чтобы перебросить свои 120 килограмм на другую сторону.. Перебравшись, я нашел лопату и подошел к Марте. В свете луны ее глаз блеснул, подмигивая мне и Марта неграциозно упала с забора обратно, туда откуда я ее с таким трудом поднимал. Я вернулся на исходную позицию и наплевав на уважение к усопшей без церемоний перебросил ее через забор. Лазить всю ночь туда-обратно не входило в мои планы.

Авокадовая роща ночью это довольно романтическое место, если ты забрел туда с подругой в поисках укромного места для любви на природе. Сросшиеся кроны не пропускают свет и создают естественную крышу. Таинственная жизнь шелестит вокруг. Совсем другое дело когда ты находишься там ночью, с трупом собаки и лопатой. Отодвинув толстый слой слежавшихся листьев я сделал три копка и в этот момент услышал как за моей спиной кто-то сделал два осторожных шага по сухим листьям. Скорости моих движений позавидовал бы Брюс Ли. Я резко развернулся и привел лопату в боевое положение. Вгляделся, но никого не увидел. Отдышался. Огляделся. Все было тихо. На всякий случай развернувшись лицом к тому месту откуда я слышал шаги я продолжил копать. И через два движения лопатой снова услышал шаг по опавшей листве. Мысль оставить Марту непогребенной стала казаться абсолютно логичной. Я стал двигаться в сторону забора. И тут рощу , через забор осветил свет фар. Кто в такое время может ездить вдоль заброшенной рощи я представлял; или полиция или муниципальные службы. Или сексуальные маньяки-убийцы, охотящиеся на крупных мужчин. Ни с кем из них я встречаться не хотел. Но неведомый ходок по листве пугал еще сильнее. Я замер, мысленно проклиная Марту и ее безвременную кончину. Фары поелозили по окрестностям и пропали. Я немного выдохнул и в этот момент прямо мне на голову, с дерева упал авокадо. Такого всепоглощающего всплеска адреналина я не испытывал никогда. Возможно это был пик моей жизни.

Могилу я дорыл. Сообразил, что “шаги” это были звуки от падающих на листву авокадо. Все равно рыть было страшно. Но дорыл. Амстафа закопал. Выбрался к машине и поехал домой. Прощальная гастроль Марты очень подходила к ее характеру. Дома посетовали, что я не сообразил снять с Марты ошейник и оставить его на память. Поинтересовались нельзя ли это еще сделать. Мне об этом не говорят, но я знаю, что домашние до сих пор подозревают, что я имею непосредственное отношение к этой смерти. Марту дома очень любили.